На следующее утро после пышного открытия по приглашениям на выставку ринулась «обычная» публика, которую, по личному требованию Михаила Барышникова, пускают бесплатно. Почтенные дамы, театралы с многолетним стажем, хрупкие девушки с увесистыми фотокамерами, забежавшие в перерыве между съемками... Пожилые тетушки шепчут друг другу: «Как тебе, нравится? Красивая картинка, да?» — и пытаются опознать изображенных людей, которые в подписях фигурируют как «Джулия», «Эмили», «Карола».

«Только один зал отдан под выставку?» — спрашиваю у смотрительницы. «Конечно, — почему-то удивляется она, — зато очень ценный!»

Выставку Барышникова организовал художественный руководитель Театра им. Комиссаржевской и давний товарищ Михаила Николаевича Виктор Абрамович Новиков. Танцовщика, он же фотограф, пришлось уговаривать, но недолго. В итоге для экспозиции в городе его балетной молодости были отобраны четыре десятка работ, сделанные в 1980 — 2000-х годах. Почти все они, к слову, представлены на официальном сайте фотографа Барышникова, где их можно внимательно рассмотреть.

Михаил Барышников уверяет, что снимать балет ему неинтересно, а сам (наверное, неосознанно) ищет в обычных жизненных сценках танец, пластику и движение. Если найти удается — щелкает затвор. Скейтбордист, изогнувшись дугой, готовится к очередному прыжку — его пластике позавидуют некоторые гимнасты и танцовщики. Человек стремительно чертит на пляже какие-то узоры, захваченный процессом. Полусогнутая тень за ширмой, искаженные силуэты «Роба и меня» — во всех этих сюжетах много танца и динамики.

Почитатели артиста с упоением разглядывают его портреты, пейзажи и натюрморты. Они почти счастливы от того, что видят те же места и лица, что и великий танцовщик. Такие зрители, наверное, были бы довольны, даже если бы Барышников занимался фото на документы.

Другая часть аудитории, которая больше интересуется искусством фотографии в целом, нежели фотографиями Барышникова, оценивает выставку более спокойно. Безусловно, эти снимки — часть его биографии. Их сложно воспринимать как самостоятельные объекты вне связи с автором, и это, наверное, естественно. Сам Михаил Николаевич говорит, что его фотографии — «спонтанный визуальный монолог о жизни». Но в этом монологе чуть-чуть не хватает слов. Остается только догадываться, какие истории происходили с фотографом на ферме в Парме, под дождем в Париже; что связывает его с «Отцом и сыном» и ряжеными детишками. Из узнаваемых персонажей, пожалуй, лишь Ричард Аведон и Иосиф Бродский.

Не исключено, что Барышников намеренно избегает комментариев и объяснений. Ведь в фотографии, как и в любом искусстве, важна интрига, элемент тайны. Например, под натюрмортом с лимонами (одним из немногих цветных снимков на выставке) стоит подпись: «В честь Джулио Ларраз». У фотографии останавливаются две немолодые посетительницы, которые по второму кругу обходят зал, разглядывают снимки и заносят впечатления от выставки в блокнот. «Кто это — Ларраз?» — осторожно спрашивает одна у другой. Та пожимает плечами, воровато оглядывается и что-то записывает. Джулио Ларраз — это современный художник кубинского происхождения, много лет живущий в США. Эту тайну разгадать несложно. Но что делать с ногой Дженнифер и портретом некой очаровательной Эмили? Кто они такие? Веселые дети, прекрасные дамы и грустные пейзажи дороги автору, потому он и не подпускает зрителей слишком близко. И зрители вольны строить свои предположения, которые, возможно, не имеют ничего общего с действительностью.

Санкт-Петербургские Ведомости